Academic literature on the topic 'Ноти'

Поселение Маяк 2 было исследовано КолАЭ ЛОИА АН СССР в 1979-1984 гг. Общая площадь раскопок - 1032 м2; мощность культурного слоя достигала 0,8 м. На памятнике выявлено 14 объектов (остатков жилищ, раковинных куч) (Гурина 1997: 56-67, 85-89; Киселева, Мурашкин 2019). Коллекция содержит материалы от неолита до РЖВ. Среди фаунистических остатков кости морских млекопитающих (гренландский тюлень, кольчатая нерпа, морж) составляют до 90%. Также представлены кости наземных млекопитающих (северный олень, медведь, бобр, песец), птиц и рыб. Было обнаружено 1272 предмета со следами обработки и 564 изделия из кости и рога (Шумкин 1984: 95-96). Сырьем служили: рог северного оленя, кости крупных наземных, зубы морских и наземных млекопитающих. Для технологического и функционального анализа использовано 230 предметов. Заготовки из длинных костей получали с помощью продольного расщепления, разламывания по пазам или трещинам после удаления эпифизов. Из лопаток животных изготавливали ножи. В единственном случае установлено использование бивня моржа для топора. Для массивных проколок-шильев использовались фрагменты диафизов костей с не удаленным эпифизом. Преформы из ствола рога северного оленя извлекали по вырубленным пазам при сгибании, с последующим продольным расщеплением фрагментов. Заготовки дорабатывали строганием, скоблением, резанием, шлифовкой и полировкой. Просматривается четкая корреляция между выбором сырья и определенными категориями изделий. На 36 предметах выявлены следы строгания и резания металлическими орудиями. По результатам функционального анализа выявлена 21 атегория, включая: орудия охоты, рыболовства, инструменты для обработки дерева, шкур, плетения, шитья, а также украшения, заготовки и отходы производства. Распределение категорий и типов изделий (в т.ч. технологических и функциональных) по слоям и комплексам, сравнение их с другими артефактами позволяет предварительно разделять комплексы неолита и эпохи бронзы, выделять функциональные зоны на поселении.

Комплекс Лива 1 в Ковдорском районе Мурманской области исследован КолАЭ ИИМК РАН в 2017-2020 гг. Раскопками изучено пять очагов и яма, содержавшая перезахороненные в ХХ в. антропологические остатки из средневекового погребения. Четыре очага - прямоугольной формы, размером до 2,5 1,7 м, выложены по периметру крупными камнями в один слой, центральная часть заполнена мелкими камнями в 2-3 слоя. В еще одном очаге без каменной обкладки прослежена конструкция, в которой на два поперечных бревна по торцам очага укладываются два бревна по длинным сторонам так, чтобы под ними оставался зазор, через которое в стороны излучается тепло. Оба типа очагов и способ расположения их в ряд вдоль возвышенности характерны для саамской культуры (Murashkin, Kolpakov 2018). На поселении найдено 437 артефактов. Большинство сделано из бронзы/меди (рыболовный крючок, пуговица, фрагменты котла, ременные накладки, наперсток, кольца, трубочки-пронизки, заклепки, подвески, обрезки) и железа (топор, наконечники стрел, ножи, вертлюги, блесны, стержни, скобы, оковки, неопределимые фрагменты). Единичны предметы из серебра, олова, свинца, керамики, стекла, кости, кварца, кремня, песчаника. Около очагов обнаружены кости животных и рыб, в некоторых случаях образующие скопления. Все определимые кости принадлежат северному оленю. Далекие связи местного населения отражают ювелирные украшения из серебра и бронзы, обнаруженные на памятнике. Они находят аналогии в Южной Скандинавии, Карелии, Финляндии. Среди них фибула типа IIC по Jansson (Thunmark-Nylen 1998: 77), «карельская» подковообразная фибула с растительным орнаментом (Бельский 2013: 91-94), овально-выпуклая фибула типа С2/2 по Линтури (1984), кольцевая фибула с имитацией надписи, фрагмент решетчатой привески и др. Указанные предметы и серия радиоуглеродных дат позволяют датировать памятник в пределах XI-XIV вв.

Далеко на север от Пермского края в Арктических районах Северного Приуралья и Зауралья известен ряд средневековых святилищ, в вещевых коллекциях которых в той или иной степени представлены материалы, связанные своим происхождением с территорией Прикамья. Среди таких памятников в первую очередь следует назвать наиболее изученное Хэйбидя-Пэдарское жертвенное место на р. Море-Ю, комплекс святилищ на о. Вайгач, пещерные святилища Припечорья-Уньинская и Канинская пещеры на верхней Печоре и Унье, Эшмесская пещера на среднем Тимане, грот Арка на р. Подчерем, Адакская пещера на Усе и пр. Анализ коллекции древностей, полученных при исследовании этих памятников, показывает, что среди вещей, происходящих из Пермского Предуралья, преобладают предметы, датирующиеся IX-XI вв. Не принимая во внимание такие характерные для святилищ вещи, как наконечники стрел, ножи, топоры и пр., определить принадлежность которых конкретным территориально-этническим группам невозможно, можно отметить, что среди прикамских вещей преобладали украшения мужского костюма, причем в первую очередь такие, которые носили «статусный» характер. Среди них преобладают круглые серебряные медальоны с чеканным орнаментом, имитирующим «зерневой» декор, серебряные монетовидные подвески с сюжетами «пермского звериного стиля», единично встречаются литые серебряные подвески «пермский всадник», которые относились к числу нагрудных украшений. Широко представлены украшения с кольцевидной основой: браслеты, перстни, височные подвески. Реже присутствуют поясные принадлежности - якорьковые подвески, кресала с бронзовыми зооморфными рукоятями, а сами детали поясной гарнитуры встречаются значительно реже, за исключением пряжек с зооморфным щитком, характерных в равной степени как для Предуралья, так и для Западной Сибири. Украшения, характерные для женского костюма, встречаются крайне редко. Отдельно следует отметить наличие предметов культового характера - единичные находки плакеток пермского звериного стиля из Эшмесской пещеры и Хэйбидя-Пэдарского жертвенного места, которые отчетливо выделяются среди подобных предметов «печорского» стиля, металлические ложечки, которые в Прикамье обычно использовались в качестве женских амулетов, а здесь, судя по нанесенным граффити, они использовались для каких-то ритуалов. На основании этих находок напрашивается предположение о том, что выходцы из Пермского Предуралья (страны Вису) регулярно посещали указанные святилища, вероятнее всего, во время походов на побережье Баренцева моря к «Морю мраков» для торговли с населением, ведущим промысел морского зверя. Основная цель этих экспедиций - приобретение «рыбьего зуба», который потом перепродавали булгарским купцам.

Кыштовская культура эпохи Средневековья, памятники которой расположены на территории северной и центральной части Барабинской лесостепи, была выделена автором в 1987 г. [Молодин, 1987]. Дальнейшие исследования позволили выявить этапы в ее развитии на протяжении восьми столетий [Соловьев, 1997; Молодин, Соловьев, 2012]. К числу памятников данной культуры относятся могильники, а также ритуальные комплексы, отличающиеся спецификой конструкций и своеобразным набором жертвенного инвентаря [Молодин, 1990; Молодин, Соловьев, 2019]. К серии дошедших до нашего времени реалий относятся глиняная и деревянная посуда, железные и костяные наконечники стрел, деревянные идолы, железные ножи, проколки, а также индивидуальные украшения и украшения поясной гарнитуры из железа, бронзы, олова, стекла и т.д. Большинство этих предметов эпохально диагностируются и вполне сопоставимы с предметным набором погребальных комплексов. Несомненный интерес представляют луновидные подвески, обнаруженные в культовых комплексах памятника Сопка-2 и святилища Усть-Изес. Изделия выполнены из высокооловянистой бронзы. Перед нами так называемые лунницы - достаточно стилизованные изделия, что свидетельствует об их явно вторичной отливке. Изделия из Барабы весьма схожи друг с другом, хотя выполнены по различным матрицам. По-видимому, эти предметы следует называть псевдолунницами, поскольку оконечности «луны» сомкнуты и образуют замкнутую окружность. Модели для их отливки использовались многократно и уже в новых произведениях все более трансформировались от исходной, действительно луновидной формы. Изделия односторонние, круглой формы, с выраженной петелькой для подвешивания. В нижней части обеих лунниц находится крупное круглое отверстие. Лицевые стороны подвесок украшены по периметру бордюрами из разновеликой псевдозерни, образующими схожие, но все-таки отличающиеся композиции. Данные предметы являются наиболее юго-восточными находками подобных подвесок, что демонстрирует вектор этнокультурных связей носителей кыштовской культуры, который уходит на север и северо-запад. Происхождение луновидных подвесок, как украшений конской упряжи и человека, связано с широким кругом культур середины I тыс. н.э. восточно-европейских и Среднеазиатских степей [Амброз, 1981], а также Южного Зауралья [Мажитов, 1981, рис. 13-38-39]. Наиболее широкое их распространение приходится на период Средневековья (X-XIII вв.) северо-славянского и финно-угорского миров [Седов, 1982, рис. 12, табл. XXVI-16, XXVII-39 и др.; Седова, 1997, с. 300, табл. 54; Голубева, 1997, табл. 92-1, 1, 4, 6, 7, 8; Могильников, 1987, с. 163-235]. Аналогичные предметы были найдены на средневековых памятниках нижнего Приобья (например, могильник Ленк-Понк на р. Салым, левом притоке Оби (XI-XIII вв.)); могильник Уна-Пай на р. Обь; могильник Ликинский, на притоке р. Лозьвы (X-XIII вв.) [Чернецов, 1957, табл. XXX-3, XLV-18; Викторова, 1973, табл. XI-6]; а также в Прикамье [Могильников, 1987, с. 284]). Начиная с X в. в нижнем Приобье появляется большое количество привозных бронзовых и серебряных предметов, хорошо известных по русским и булгарским древностям. Эти предметы часто порождали местные подражания, порой довольно несовершенные. Так, техника зерни, например, осталась неосвоенной, о чем свидетельствуют сибирские подвески, в том числе приводимые в настоящей работе, на которых присутствует лишь имитация зерни в виде мелких, целиком отлитых шишечек [Могильников, 1968, с. 243; 1987, с. 215, табл. XCII-9]. Обнаружение подобных предметов в погребениях, кладах или на жертвенных местах объясняется тем, что «в глазах древнего человека зарыть их в землю или принести в жертву - понятия почти равнозначные» [Балакин, 1979, с. 90]. Для нас важно, что наличие лунниц в комплексах кыштовской культуры и использование их в обрядовой практике является еще одним важным свидетельством духовной связи кыштовцев со своей северной прародиной.

Сообщения об обнаружении остатков собакоподобных волков на стоянках Северной Евразии, возраст которых охватывает или превышает возраст LGM, пока не подтверждаются другими данными, которые могли бы указывать на столь раннее одомашнивание волка. Для дополнительного изучения этого вопроса нам показалось полезным изучить серию остатков крупных псовых хорошей сохранности из Янской стоянки (северо-восточная Сибирь) возрастом около 28 000 14С лет (около 32 000 CalBP). Остеоморфологический и палеогенетический анализ не дали твердых оснований считать янских псовых собаками. Тем не менее нами были обнаружены разнообразные черты взаимоотношений волка и человека, полезные для их обоюдного сближения, которое, судя по всему, уже начало происходить в ту пору. Находки Canis в Янской стоянке составляют не более 0,1% от всех костей млекопитающих. Они представлены исключительно разрозненными остатками, кроме черепов, некоторые из которых найдены вместе с нижними челюстями. В выборке доминируют некрупные животные с аномально стертыми и сломанными зубами, экземпляры с патологиями - частично отсутствующими зубами, заросшими альвеолами, окруженными разросшейся костной тканью, а также челюстные кости с признаками остеомаляции. Три черепа из восьми демонстрируют неотению, проявляющуюся в недостаточной скорости онтогенетического развития черепа в сравнении с развитием и стиранием зубов у нормальных особей. В материалах Янской стоянки отсутствуют какие-либо признаки охоты на волков. Это доказывает, что не люди доставляли на стоянку неполноценных животных, добывая их чаще нормальных. Преобладание остатков с перечисленными особенностями на первый взгляд хочется объяснить вынужденным комменсализмом, практиковавшимся всякого рода неполноценными волками-изгоями, занимавшими низшие ступени в иерархии стаи. Существуют современные свидетельства изгнания из стаи альфа-самца после повреждения им ноги на охоте или доведения до полного истощения членами стаи волка, имеющего аномалию развития зубной системы. Не имея возможности участвовать в более эффективных групповых охотах, будучи лишенными равного доступа к добыче стаи и испытывая к тому же постоянный изматывающий стресс, такие особи вынуждены искать альтернативные источники питания вне стаи (и часто погибают). Обильные пищевые отбросы стоянки могли быть единственным спасением для таких животных. Однако почему этим легкодоступным кормом в равной или большей степени не пользовались нормальные волки Вероятно, существовал фактор, который давал преимущество именно неполноценным волкам. Из-за опасности конфликтов с людьми таким преимуществом могла быть поведенческая толерантность, которая была своеобразным «пропуском» на помойки вблизи стоянки. Большинство из указанных морфологических особенностей янских волков, по-видимому, как раз указывает на наличие такой толерантности. Морфологические аномалии янских волков можно трактовать как проявление дефицита развития или его последствия. Эксперименты группы Д.К. Беляева по одомашниванию современной серебристой лисицы показывают, что побочным эффектом отбора на толерантность по отношению к человеку является накопление генетически связанных с нею морфологических признаков, относящихся к так называемому «синдрому одомашнивания», многие из которых и обнаружены у янских волков в виде различных вариантов дефицита развития. Таким образом, особенности, встреченные у янских волков, могли быть косвенным следствием (и являются свидетельством) неагрессивности волков, живших в окрестностях стоянки. Янская стоянка, таким образом, впервые предоставляет материальные естественно-исторические свидетельства в поддержку экспериментальной гипотезы Беляева. Наши наблюдения подтверждает от противного полное отсутствие указанных морфологических аномалий у волков из Авдеевской палеолитической стоянки (Восточная Европа, возрастом 23 500-19 000 14C лет), которые по многим признакам были добыты охотой. В отличие от волков, обитавших вблизи или на самой Янскиой стоянке, особи, на которых охотились обитатели Авдеевской стоянки, очевидно, не нуждались в особой дружественности к людям. Можно предположить, что именно по этой причине у них не наблюдается «синдром одомашнивания». Итак, полученные данные косвенно указывают на то, что обитавшие вблизи Янской стоянки волки в заметной пропорции были «миролюбивыми». Важным свидетельством встречного сближения человека с волком является наличие у янских людей волчьего (тотемического ) культа. Находки черепов волка из Янской стоянки имеют особую тафономию. В трех случаях целые черепа волков с нижней челюстью были обнаружены в центре очажных пятен. Один из черепов меньше пострадал от мерзлоты, что позволило установить его первоначальное положение in situ. Этот череп был установлен в центре очага, мордой вверх, под углом примерно 35° к горизонту. Очаг после этого действия не возобновлялся, никаких других костей волка ни в очаге, ни поблизости от него не встречено. Во всех трех случаях можно с уверенностью говорить о системном проявлении сложного символического поведения, составлявшего часть ритуальной практики обитателей Янской стоянки. Для осуществления этих действий череп вместе с нижней челюстью определенным образом помещался в очаг, использование которого с того момента прекращалось навсегда. Важно, что в очаг помещался именно череп, а не свежеотделенная голова. Об этом свидетельствует то, что на одном из черепов, особенно хорошо сохранившемся, распределения зон разной выветрелости не соответствует тому положению, в котором он был обнаружен во время раскопок. Левая сторона черепа вместе с соответствующей ветвью нижней челюсти подверглась сильному выветриванию и частично разрушена, в то время, как правая сторона и правая ветвь нижней челюсти совершенно неповрежденные. Так как череп был установлен в очаг в почти прижизненном положении и не перемещался вплоть до его обнаружения, следовало бы ожидать заметной разницы выветривания между его верхней и нижней части, а не правой и левой сторон. Материалы Янской стоянки, интерпретированные с учетом биологии волка, впервые позволяют увидеть материальные свидетельства предположенного раннее этапа самоодомашнивания волка, которому способствовали высокий уровень социальности и вокальное поведение, а также близость некоторых базовых черт поведения волка и человека. Впоследствии, когда необходимость в этом со стороны человека действительно назрела, указанные предпосылки обеспечили возможность одомашнивания волка.

В статье предпринята попытка осмысления британской политики по обеспечению безопас-ности владений в Индии в период вторжения Наполеона Бонапарта в османские Египет и Сирию. Обозначены исторические истоки «индийской тревоги», проанализированы позиции основных от-ветственных структур (министерства иностранных дел, Контрольного совета по делам Индии, ме-стной администрации) и выявлены противоречия между ними, определившие отсутствие четкой стратегии. The article attempts to explain British policy of providing Indian possessions’ security during the period of Napoleon Bonaparte’s invasion in Ottoman Egypt and Syria. The historical sources of “Indian anxiety” are defined. The positions of the main responsible structures (Foreign Office, Board of Control for India, local administration) are analyzed and contradictions between them, which led to the absence of definite strategy, are eliminated.

Разнообразные предметы вооружения из кости: наконечники стрел, копий, дротиков и острог, кинжалы и охотничьи ножи были широко распространены в Верхнем Поволжье на всём протяжении мезолита (Жилин, 2001). На многих из них нанесены различные знаки и геометрические изображения. К знакам можно отнести единичные простые изображения, среди которых представлены продольные линии группы нарезок косые крестики косая сетка. Среди геометрических изображений выделяются как довольно простые, образованные сочетанием двух-трех элементов, так и более сложные. Среди простых встречаются параллельные линии с ресничками лесенки с ресничками , лесенки линии с ресничками , лесенки и нарезки, продольные линии, перечеркнутые нарезками. Более сложные изображения индивидуальны, состоят из сочетаний различных линий, нарезок и геометрических фигур ромбов и треугольников. На отдельных предметах встречаются изображения, состоящие из сочетания различных элементов и мотивов, объединенных довольно сложной композицией. Наиболее многочисленны в мезолите Верхнего Поволжья простые знаки и изображения, придающие изделию декоративность и одновременно могущие служить личной меткой. Значительно уступают им сложные геометрические изображения, каждое из которых индивидуально. Последние чаще встречаются на кинжалах и охотничьих ножах, а простые знаки и изображения более характерны для наконечников стрел. В то же время следует отметить отдельные наконечники стрел и копий, отличающиеся особой тщательностью отделки и сложными геометрическими изображениями. Учитывая контекст находки в ряде случаев можно говорить о неутилитарном назначении этих предметов (Савченко, Жилин, 2016). Жилин, М. Г. (2001). Костяная индустрия мезолита лесной зоны Восточной Европы. М.: УРСС. Савченко, С. Н., Жилин, М. Г. (2016). Следы ритуальной деятельности в прибрежной части мезолитических стоянок в Среднем Зауралье и Верхнем Поволжье. В сб.: А. Я. Мартынов (Ред.), Археология сакральных мест России (с.1014). Соловки.

Рисунок верблюда бактриана был обнаружен в пещере Шульган-Таш в ноябре 2017 г., в результате расчистки туфообразного натёчного кальцита, перекрывающего левую часть панно Лошади и знаки на южной стене зала Хаоса (Дэвлет и др., 2018). Часть рисунка (круп и задние ноги фигуры верблюда) была расчищена ранее, в 2008 г., и предположительно интерпретировалась как антропоморф (рис. 1). В 2014-2016 гг., по заданию ГБУК НПЦ по охране и использованию недвижимых объектов культурного наследия Республики Башкортостан, авторы данного сообщения проводили опробование и U-Thдатирование натёков пещеры с целью уточнения возраста настенной живописи в ней. Несколько образцов было отобрано с панно Лошади и знаки . Один из мини-кенов прошел через слой перекрывающего натёка и пересек красочный слой одной из линий рисунка верблюда. U-Th-датирование натёка, подстилающего и перекрывающего рисунок, показало, что последний был сделан не ранее 41,6 тыс. л. н. и не позднее 14,3 тыс. л. н. Таким образом, временное окно , в которое был сделан рисунок, составляет 27,3 тыс. лет. Датировки, полученные по другим частям панно (36,414,5 тыс. л. н.), сужают период, в который были сделаны рисунки, до 21,9 тыс. лет. В этот временной интервал хорошо укладываются калиброванные 14С-даты, полученные ранее по материалу культурного слоя пещеры (19,216,5 тыс. л. н. Житенев и др., 2015). Длительный перерыв в росте натёков объясняется отрицательными температурами в пещере (условия многолетней мерзлоты Dublyansky et al., 2018). Рис. 1. (a) рисунок (Новый антропоморф) во время опробования в 2015 г. (фото Ю. Дублянского) (b) рисунок (верблюд бактриан) после удаления перекрывающего натёка в ноябре 2017 г. (фото А. Пахунова). Желтая точка показывает положение пробы. Дэвлет, Е. Г., Пахунов, А. С., Гуилламет, Э., Григорьев, Н. Н., Гайнуллин Д. А. (2018). Предварительные данные об изображении верблюда в зале Хаоса пещеры Шульган-Таш (Каповой). Уральский исторический вестник, 1 (58), 126 131. Житенев, В. С., Пахунов, А. С., Маргарян, А., Солдатова, Т. Е. (2015). Радиоуглеродные даты верхнепалеолитических слоев Каповой пещеры (Южный Урал). Российская археология, 4, 515. Dublyansky, Y., Moseley, G. E., Lyakhnitsky, Y., Cheng, H., Edwards, R. L., Scholz, D., Koltai, G., Sptl C. (2018). Late Palaeolithic cave art and permafrost in the Southern Ural. Scientific Reports, 8: 12080.

Після проведення перших тренувань зі студентською футбольною командою була виявлена недостатня наявність у більшості футболістів швидкісних якостей, які необхідні для отримання позитивного результату у грі. Тому, перед нами виникла проблема покращення цієї рухової здібності. Але, так як вік студентів перевищує сенситивний період розвитку швидкості виникла потреба підійти до проблеми з іншого боку. Після проведення досліджень в групі студентів-футболістів виявлено, що майже всі дослідні мають довгі або пропорційні зросту ноги, та в той же час, недостатню довжину кроку для пробігання короткої дистанції з максимальною швидкістю. Отже, важливим недоліком повільно бігаючих футболістів можна вважати їх короткий крок який не мав достатнього розвитку в дитячі роки.Для збільшення довжини кроку, і як наслідок відштовхування і покращення швидкісних якостей можна рекомендувати використання в тренувальному процесі футболістів спеціальні стрибкові вправи без обтяжень з різною інтенсивністю.