Journal articles on the topic 'Yakut Mythology'

A number of negative characters in Yakut mythology, as well as individual images of folklore, are considered. The point of view, according to which the basis for the emergence of certain mythological ideas among the Yakuts was the real world, the features of the landscape and climate, to the extent that they influenced a person, is proved. It is noted that the culture of the Sakha people is based on rich mythological concepts that have developed during the development of the vast expanses of the Arctic space. The authors analyze ethnographic notes of the XIX—XX centuries and modern scientific publications, which examine the mythology and folklore of the Sakha people (Yakuts). An attempt has been made to clarify the question of the influence of knowledge about the fossil remains of the mammoth fauna on the formation of mythological ideas related to the peculiarities of the climate of the region being developed. The image of a mammoth is analyzed in the broad context of the mythological views of the Yakuts. It is concluded that secondary esoteric ideas about mammoths, caused by the discovery of their remains, could form the basis of a prototypical image for a number of characters in Yakut mythology, for example, a water bull and a cold bull. It is proved that the idea of mammoths could be reflected in the external appearance of the abaasy heroes in the epic folklore of the Sakha.

В статье рассматриваются вопросы развития социальных, в том числе гендерных установок в якутской мифологии и эпосе. Проведен анализ роли образа Yрүҥ Айыы Тойона в формировании патриархальной организации якутского общества. Образ Yрүҥ Айыы Тойона явился патроном нового социального порядка и инструментом вытеснения культов матрилинейной общины и их ведущего персонажа – хозяйки земли. В работе выделены этапы исторического развития образа Yрүҥ Айыы Тойона, связанные со структурными изменениями в общине якутов в процессе перехода от матрилинейности к патрилинейности, а также идеологической функции данного культа. Образ Yрүҥ Айыы Тойона выступил носителем типических черт социальной группы тойонов и мифы о нем оказывались активным элементом структур господства в якутском обществе. Культ Yрүҥ Айыы Тойона сложился и поддерживался как идеологическое обоснование власти тойонов, глав отдельных патронимий. Он был необходим для того, чтобы привнести и укрепить идею патриархальной организации в якутскую мифологию. Образ Yрүҥ Айыы Тойон самодостаточен и не нуждается в чудесных качествах и героических деяниях. Самое существенное для творцов и потребителей мифологии заключалось в его социальном статусе главы агнатной общины. В мифе и героическом эпосе олонхо образ Yрүҥ Айыы Тойона закрепляет патриархальную генеалогию. В культе Yрүҥ Айыы Тойона выпукло представлена идея гендерного господства мужчины и проявляются тенденции, которые вели к образованию гендерной иерархии в якутском обществе. Мифология Yрүҥ Айыы Тойона явилась обоснованием системы агнатного родства, освящая нормы обычного права, закреплявшие господствующее положение мужчины и подчиненное положение женщины. Миф об Yрүҥ Айыы Тойоне предстает как активный элемент структур господства в якутском обществе, игравшим функцию инструмента закрепления гендерного неравенства и установления власти якутского тойоната. The article considers the development of social attitudes including gender imperatives in Yakut mythology and epic. The analysis of the role of the character of Urung Aiyy Toyon in the formation of the patriarchal organization of the Yakut society is carried out. The character of Urung Aiyy Toyon was a patron of the new social order and a tool for supplanting the matrilineal community cult and its leading character the mistress of the Earth. The work highlights the stages of the historical development of the character of Urung Aiyy Toyon, associated with structural changes in the Yakut society during the process of transition from matrilineality to patrilineality, as well as the ideological function of this cult. The character of Urung Aiyy Toyon acted as a bearer of typical features of the social group of toyons, and myths about him turned out to be an active element of the structures of domination in the Yakut society. The cult of Urung Aiyy Toyon was formed and maintained as an ideological rationale for the power of the toyons, heads of individual patronymias. It was necessary in order to bring and strengthen the idea of a patriarchal organization in Yakut mythology. The character of Urung Aiyy Toyon is self-sufficient and does not need magical qualities and heroic deeds. For creators and consumers of mythology its social status as the head of the agnationalcommunitythe was most important. In the myth and the heroic epic of Olonkho, Urung Aiyy Toyon reinforces the patriarchal genealogy. In the cult of Urung Aiyy Toyon, the idea of male dominance is vividly represented and the tendencies that lead to the formation of a gender hierarchy in Yakut society are manifested. The mythology of Urung Aiyy Toyon was the rationale for the system of agnatic kinship, sanctifying the norms of customary law, reinforcing male dominance and women's subordinate position. The myth of Urung Aiyy Toyon appears as an active element of the structures of domination in Yakut society, which functioned as a tool for consolidating gender inequality and establishing the power of the Yakut toyons.

The article is devoted to the ideas about the Creation myth in the Yakut epic folklore. This topic is little-known in Yakut folklore studies, which indicates the relevance if the research. The author of the article identifies and examines traditional ideas about the creation of the world, using the folklore recordings. The novelty of the research lies in the fact that it reveals this issue with involvement of a wide range of materials on mythology and folklore, and also presents a comparison with the oral tradition of other peoples, for the first time. The author identifies motifs about the creation of the world, which are implemented in various ways (expansion, extraction, production, nomination), and shows diachronous coats in the traditional worldview of the Sakha people in the Yakut myths, folk songs and the epic poems, such as “The world has expanded from a small point” (“Expanding Universe”), “A diver pulls the Earth out of the sea,” “The Earth and its inhabitants appeared after the drying up of the primary sea,” “The world was created by God,” “The world was created by God and the devil,” “The world created by three brother-gods,” “The Universe is divided into three worlds as a result of the conflict of three creators,” “At the creation of the Universe, the Middle World was divided into eastern and western Siberia,” “Heavenly heroes create the Middle World.” The author founds close connections with the worldview of the Evenks, the Evens living in the neighborhood with the Yakuts, as well as the Altai, Mongolspeaking peoples.

Describing a culture by means of another language is a large and interesting translation task. Nowadays, this eternal problem becomes more and more relevant for traditional cultures since the quality of the transmitted verbal information about unique culture-specific elements also depends on the accuracy of their description. The Russian language for the peoples of the Russian Federation is the language of interethnic communication, and translating folklore and literary texts, as well as writing scientific works in Russian on the Yakut culture, allows other peoples to discover the Yakut culture. Over the four centuries of Yakut-Russian contacts, many texts describing the Yakut culture have been created in Russian. In this research, the source material is three different texts: a translation of a heroic epic, a translation of a work of fiction, and an ethnographic description of a native speaker of the Yakut language and culture written in a non-native Russian language. These texts contain the same culture-specific elements that are translated differently depending on the target audience. In the course of the research, we have found that the culturespecific elements of the Yakut culture are mainly transliterated, and commentaries on them can be different in exhaustiveness and depth. In addition, we note that traditional loan translations from the Yakut language have been established to translate various epithets and set expressions associated with folklore and mythology. Such expressions often seep into scientific texts on ethnography because traditional crafts and traditional life, in general, are inextricably linked with the spiritual culture of the people.

The relevance of the study is due, on the one hand, to the insufficient knowledge of the semiotics of the Yakut epos olonkho, and on the other, the need to implement a new paradigm of modern science, which involves the convergence of scientific knowledge. It is noted that the fundamental categories in the worldview are the modes of space and time, which in total lead to another mode of being - a chronotope. The subject of this article is the codes of cosmological mythology in the texts of the epic olonkho from the perspective of a peculiar spatio-temporal organization of the epic world of olonkho. The purpose of the study is to decode the elements of mythology, as a result of which “compressed” messages about scientific knowledge that indicate the existence of a single source of typology of culture are found. Particular attention is paid to the variety of codes, the rules for their emergence, taking into account the national characteristics of language and thinking. A systematic approach to the subject of study, structural-semiotic analysis, methods of review and description are used in the study. The novelty of the study is in an attempt to partially solve the problem of the disunity of two types of cultures (folklore and fundamental laws of nature) in the context of a general typology of culture. This study indicates the prospects for further consideration and definition of the elements of a peculiar symbolic-semiotic system of space-time organization in the texts of the Yakut epos olonkho.

Тенгрианство сегодня активно изучается и привлекает внимание научного сообщества, являясь первой монотеистической религией ранних кочевников степи современного евразийского пространства. В научном сообществе феномен «тенгри» в традиционных религиозных верованиях якутов особенно актуален в связи с ренессансом традиционализма, начавшегося в постсоветский период, а также с появлением новых религиозных течений, трансформирующих и способствующих популяризации традиций народа в условиях глобализации. Однако в современном якутском обществе явление тенгрианства в контексте традиционных религиозных верований мало распространено и изучено. Следовательно, целью данного исследования выступает изучение роли тенгрианства и его основных черт в традиционных религиозных верованиях якутов, а также современных религиозных направлений (на примере веры в Айыы по учению Л. А. Афанасьева-Тэриса). В статье указаны черты тенгрианства, которые являются основополагающими в традиционных верованиях якутов. Стоит отметить, что в ходе работы был задействован метод интервью, позволяющий ближе познакомиться с учением Л. А. Афанасьева-Тэриса, который разработал данное учение на основе исторических фактов и свидетельств, используя архивные источники. Таким образом, в результате исследования выяснили, что основные черты тенгрианства представлены в традиционных верованиях якутов, особенно в обрядах жизненного цикла. Так, тенгрианство сохраняется в современном якутском обществе как явление неоязычества благодаря сохранению мифологии, традиций и использованию основных обрядов на праздниках. В выводе также был поднят вопрос о религиозной самоидентификации современного якутского общества, что говорит о дальнейшем изучении данного вопроса. Tengrianism is actively studied today and attracts the attention of the scientific community, being the first monotheistic religion of the early nomads of the steppe of the modern Eurasian space. In the scientific community, the phenomenon of “tengri” in the traditional religious beliefs of the Yakuts is especially relevant, in connection with the renaissance of traditionalism that began in the post-Soviet period, as well as with the emergence of new religious trends that transform and promote the popularization of the traditions of the people in the context of globalization. However, in modern Yakut society, the phenomenon of Tengrianism in the context of traditional religious beliefs is not widely spread and studied. Therefore, the purpose of this study is to study the role of Tengrianism and its main features in the traditional religious beliefs of the Yakuts, as well as modern religious trends (using the example of faith in Ayyy according to the teachings of L. A. Afanasyev-Teris). The article shows the features of Tengrianism, which are fundamental in the traditional beliefs of the Yakuts. It is worth noting that in the course of the work, the interview method was used, which allows you to get acquainted with the teachings of L. A. Afanasyev-Teris, who developed this teaching on the basis of historical facts and evidence, using archival sources. Thus, as a result of the research, it was found out that the main features of Tengrianism are represented in the traditional beliefs of the Yakuts, especially in the rituals of the life cycle. Thus, Tengrianism is preserved in modern Yakut society as a phenomenon of neo-paganism due to the preservation of mythology, traditions and the use of basic rituals on holidays. The conclusion also raised the question of the religious self-identification of the modern Yakut society, which indicates further study of this issue.

The article explores national motives (Ukrainian, Jewish, Yakut), which are found in the stories, essays and novels of V. Korolenko, and the problem of the intercultural communication that takes place in his works. Ukraine, namely the Volyn region, the second half of the XIX century, where the childhood of the future writer took place, is described in his works. Korolenko acquaints readers with the bright pages of its history, cultural traditions, customs, peculiarities of life, uses folklore sources, in particular, the heroic epic and mythology. The material for the analysis was the stories „Without a tongue”, „Children of the dungeon”, „The forest is noisy”. In particular, the story „Without a tongue” is full of characteristic ethnographic realities of Polissya village: Ukrainian houses under thatched roofs, features of religion due to the interaction of Catholicism and Orthodoxy, the specifics of the local dialect and even clothing. In the course of the study, the synthesis of Ukrainian, Polish and partly Jewish cultures, characteristic of this cultural and historical locus. Jewish motifs are widely represented: historical plots („Legends of Flora, Agrippa and Menachem, son of Yehuda”); cultural and religious identity of the Jewish people, language, clothing, characteristics of life, etc. (the story „The Mendel Brothers”; traditional holidays and elements of folklore (the image of Hapun in the story „Judgment Day (Yom Kippur”)). There are Yakut national motives: descriptions of the life of the local population, local traditions and customs, the specifics of religious ideas, which are a synthesis of Christianity and paganism (the story „Dream of Makar”) In V. Korolenko’s „Siberian stories”. The proposed exploration, with the selection and analysis of national motives in the most famous works of V. Korolenko, opens opportunities for further study of the writer’s work in this context, in particular, in the autobiographical novel „History of my contemporary”.

В статье раскрывается мифологический образ Улуу Тойона в текстах ранних записей олонхо и определяется его семантика. В качестве материала исследования использованы ранние записи якутского героического эпоса олонхо, включенные в трехтомное академическое издание «Образцы народной литературы якутов», составителем и редактором которого выступал Э. К. Пекарский. Для подробного анализа образа использована схема описания мифологических персонажей, введенная в научный оборот Л. Н. Виноградовой. С целью наиболее объективной характеристики анализируемого образа вместе с фольклорным материалом в сравнительном аспекте рассмотрены сведения, хранящиеся в этнографических трудах исследователей якутской мифологии и религии, в которых образ Улуу Тойона вызывает споры, представляется двойственным, сложным, неоднозначным. В ходе анализа выявлено, что Улуу Тойон в текстах ранних записей олонхо изображен персонажем, враждебным жителям Среднего мира, они его боятся. Улуу Тойон и его племя не покровители, наоборот, они совершают только зло, пытаясь погубить все живое в Среднем мире. Сам персонаж также представлен одиноким, хотя имеет множество детей и потомков, которые бесплодны и несчастны. Защитой для людей-айыы выступает Древо Аар Луук Сибээт Мас и искры прозрачной печки. Авторы приходят к выводу, что в изученных материалах ранних олонхо Улуу Тойон выступает дьявольским божеством абаасы. The article reveals the mythological image of Uluu Toyon in the texts of the early records of Olonkho and defines its semantics. The material for the study is the early records of the Yakut heroic Olonkho epos included in the three-volume academic publication “Samples of Yakut Folk Literature” compiled and edited by E. K. Pekarsky. For a detailed analysis of the image, the scheme of mythological character descriptions introduced by L.N. Vinogradova was used. In order to characterize the analyzed image in the most objective way along with the folklore material in a comparative aspect, the author analysedthe information preserved in the ethnographic works of the researchers of Yakut mythology and religion in which the image of Uluu Toyon is controversial, complex and ambiguous. Through the analysis it was revealed that Uluu Toyon in the texts of early records of Olonkho is depicted as a character hostile to the inhabitants of the Middle World. Uluu Toyon and his tribe do not protect, on the contrary, they perform only malignant functions, trying to destroy all living things in the Middle World. The character himself is also represented as lonely, although he has many children and descendants who are barren and unhappy. The protection for the Aar Luuk Sibaet Mas Tree and the sparks of the transparent stove are the protection for the Aayyu people. Thus, in the studied materials of the early Olonkho, Uluu Toyon appears as a devil deity of the Abaasy.

В статье ставится проблема культа орла в мифологических представлениях саха и бурят. Целью статьи является установление связи тотема культа с социальной организацией общества, наличие единого тотема свидетельствует о племенной организации общества. Задачами статьи можно считать изучение сведений о почитании орла в якутской и бурятской мифоритуальной культуре. Актуальность статьи проявляется в том, что сведения о архаичном тотемном культе сопоставляются с современными обрядами и фольклорными текстами. Изучение тотемных верований относится к исследованию дорелигиозного состояния общества. Новизной статьи можно считать использование методов исследований зарубежных антропологов в изучении тотемных верований. Метод исследования сравнительно-сопоставительный. Материалы и результаты. Представления народа саха об орле (солнце-творец-возродитель природы, приноситель огня, орел и космическое яйцо, орел и шаманство, орел и мировое дерево относятся к общечеловеческим. Анализ верований, связанных с Орлом, уводит в Скандинавию и в религиозные культы Древнего Египта, показывая общность мифологических представлений. В религиозных верованиях саха Орел занимает ключевое положение. Культ орла связан с хангаласским родом, однако по материалам Г. Ф. Миллера его считали своим покровителем хоринцы и батулинцы. Более того, в фольклорных текстах, сопоставляются термины хоро и Хотой — орел. В бурятском фольклоре, Орел является хозяином Ольхона и тотемной птицей племени эхиритов Верхней Лены, в старину он был почитаемым птицей у хоринцев. Тотемные верования относятся к древнейшим культам, они характерны для обществ, не приступивших к созданию собственной государственности, первобытно-родовой общины. Первобытные рода верили в свое происхождение от почитаемой птицы, олицетворяли себя с ним. Выводы. Общность культа орла у бурят и саха показывает общность предков, происходящих от единого хори-батулинского племени. Орел как тотемное животное занимал ключевое положение в якутском и бурятском шаманизме, что свидетельствует о архаичности их религиозных верований. The article studies the eagle totem in Yakut and Buryat mythology. The aim of the article is to establish the connection of the totem cult with the social organization of society, the presence of a single totem indicates the tribal organization of society. The objectives of the article can be considered the study of information about the veneration of the eagle in the Yakut and Buryat mythological culture. The relevance of the article is shown in the fact that the information about the archaic totemic cult is compared with modern rites and folklore texts. The study of totemic beliefs refers to the study of the pre-religious state of society. The novelty of the article is the use of research methods of foreign anthropologists in the study of the totemic beliefs of the Sakha. The research method is comparative. The materials and results. The ideas of the Sakha people about the eagle (the sun — the creator — the regenerator of nature, the bringer of fire, the eagle and the cosmic egg, the eagle and shamanism, the eagle and the world tree) are universal. Mythological ideas associated with the Eagle and the Sun is universal and goes back to the deepest antiquity. Interesting parallels with the Yakut and Buryat ideas are found in the mythology of the Scandinavia peoples and in the religious cults of ancient Egypt. It is showing the commonality of mythological ideas. In the Sakha religious beliefs, the Eagle occupies a key position. The cult of the eagle is associated with the Khangalas family, but according to the materials of G. F. Miller, it was considered its patron by the Khorins and Batulians. Moreover, in folklore texts, the terms horo and Hotoi — eagle are compared. In Buryat folklore the Eagle is the owner of the Olkhon and the totem bird of the Ekhirit tribe of the Upper Lena, in the old days it was a revered bird among the Khorin people. Totem beliefs belong to the oldest cults. They are characteristic of societies that have not begun to create their own state-hood, a primitive tribal community. Primitive families believed in their origin from the revered bird and personified themselves with it.

Из базы данных «Архаизмы и историзмы языка олонхо» (Свидетельство о регистра-ции базы данных № 2020622202 от 09.11.2020), составленной сотрудниками НИИ Олонхо СВФУ, былоустановлено более 100 лексем-историзмов, имеющих параллели в монгольских языках. Данная статьяявляется первым этапом исследования этих лексем-историзмов и включает рассмотрение 21 единицы лек-сем-историзмов. Методом компьютерного поиска из 33 текстов олонхо нами выявлены семантическиевариации и различные контексты использования историзмов в языке олонхо. Историзмы олонхо – этослова, вышедшие из употребления. Цель данного исследования – систематизировать историзмы олонхои установить их параллели в монгольских языках, тем самым внести определенный вклад в прояснениевопроса об истоках формирования языка олонхо в развитие окладниковской формулировки «тюрко-мон-гольского» происхождения олонхо. Ценность историзмов, как аутентичного источника богатейшого и об-разного эпического языка, в котором аккумулированы исторические знания и жизненный опыт, многове-ковая народная мудрость, признается всеми исследователями. Данное исследование опирается на научныхтрудах С. Калужинского, В. И. Рассадина, Н. К. Антонова, Г. В. Попова, А. Е. Шамаевой и др. В результатепроведенного исследования установлено, что: перечень якутских историзмов, имеющих параллели в мон-гольских языках, показывает, что они были употребительны во всех сферах жизнедеятельности людейтого времени; семантика каждой из лексем-историзмов содержит в себе утерянный в наши дни целыйпласт ценных знаний по истории, этнографии, мифологии, ритуальным обрядам народа; рассмотренныеисторизмы помогают глубже проникнуть и полнее представить эпическую картину происходящего, спо-собствуют более детальному проникновению в исторические связи предков якутов с монголоязычныммиром; данные лексемы-историзмы воспринимаются современными носителями языка как собственноякутского происхождения, что однозначно указывает либо на древность проникновения данных монго-лизмов в язык олонхо, либо на их изначальное существование внутри одной из народностей-создателейолонхо. Перспективы исследования видятся в дальнейшей реконструкции фонда историзмов и архаизмовязыка олонхо для внесения существенного вклада в решение проблемы происхождения олонхо. From the database “Archaisms and Historical Words of the Olonkho Language” (DatabaseRegistration Certificate No. 2020622202 of 09 November 2020) compiled by the staff of the Olonkho ResearchInstitute, North-Eastern Federal University (NEFU), over 100 lexemes-historical words with parallels in theMongolian languages were identified. This article is the first stage of the study of these lexeme-historical wordsand includes the consideration of 21 units of lexeme-historical words. By the method of computer search from 33olonkho texts, we identified semantic variations and different contexts of using historical words in the olonkholanguage. The historical words of olonkho are words that have fallen out of use (the names of the dwelling andits arrangement, utensils, clothing, animals, animal husbandry terms, religious beliefs, terms of social relations).The purpose of this study was to systematize the historical words of olonkho and establish their parallels inthe Mongolian languages, thereby making a certain contribution to clarifying the question on the origins ofthe olonkho language and the development of the Okladnikov`s opinion on the “Turkic-Mongolian” origin ofolonkho. The value of historical words as an authentic source of the richest and imaginative epic language,having accumulated the historical knowledge, life experience and centuries-long folk wisdom, is recognized byall researchers. This study was based on the scholarly works of S. Kaluzhinsky, V.I. Rassadin, N.K. Antonov,G.V. Popov, A.E. Shamaeva, and others. The conducted research revealed the following: the list of Yakut historicalwords with parallels in the Mongolian languages shows that they were used in all spheres of people’s life of thattime; the semantics of each of the lexemes-historical words contains a whole layer of valuable knowledge on thehistory, ethnography, mythology, rituals of the people, which has been lost nowadays; the study allows lookingdeeper and more fully imagining the epic picture of what is happening, contributes to a more detailed insight intothe historical ties of the ancestors of the Yakuts with the Mongolian-speaking world; these lexemes-historicalwords are perceived by modern native speakers as Yakut in origin, which clearly indicates either the antiquity ofthe penetration of these Mongolisms into the olonkho language, or their original existence within one of the ethnicgroups creating the olonkho. The prospects of the research are seen in the further reconstruction of the pool ofhistorical words and archaisms of the olonkho language to make a significant contribution to solving the problemof the olonkho origin.

The article focuses on Alexey Balabanov’s flagship film Brother 2 (2000), which is devoted to the Russian neo-imperial ambitions and traditionally perceived as a “popular” manifesto of Russian nationalism. The author proposes an approach based on the concepts of postcolonial theory and decolonial thinking (in the Tlostanian sense). Firstly, the creation of a unique author’s style by the “provincial” Balabanov (a native of Sverdlovsk) can be viewed as a contradiction to the postcolonial theory, which says that the “subaltern” (Gayatri Spivak) cannot speak in the face of the metropolis. Of course, this only takes place if we recognize the legitimacy of Alexander Etkind’s concept of a specific “internal colonization” in the Russian statehood. Secondly, the evolution of Balabanov’s hero does not imply any preferences for the Russians and constructs a single paradigm to unite Danila Bagrov - “the first real hero of the post-Soviet cinema” (Vasily Koretsky), the Englishman John Boyle from the film War, the Yakut woman Mergen from the short film River, Major Scriabin nicknamed Yakut (Fireman) ... Thus, Balavanov’s mythology of “brotherhood” is not international, yet it cannot be reduced to Russianness (Andrey Plakhov). Thirdly, the metropolis in Balabanov’s dilogy, be it “not Leningrad, but Petersburg”, the capital Moscow or the gangster Chicago, is losing its status as a stronghold of modernity. Its inviability can be seen in the empty streets of St. Petersburg and Moscow. Danila arrives in St. Petersburg from the provincial Priozersk, where life is marked by the patriarchal humanity (images of his mother, his father’s classmate). The hero epitomizes the power of the national soil. He is an epic Bogatyr who goes back to the idea of heroism. In the finale, Danila leaves his brother in Chicago, having gone through an existential experience and realized that war is not a national clash. Having killed many people, he fails to avenge the death of a friend. He longs for abstract justice, but helps a man who is unworthy of the sacrifice. Danila acquires a real friend - an American named Ben and a brother in arms - a prostitute Dasha, who unexpectedly complements the gallery of seemingly schematic female characters epitomizing all the hypostases of a woman in the logic of imperial / colonial modernity (mother / lover / reborn harlot). All this radically destroys traditional national / gender definitions. Thus, these contaminations form the original paradigm of the author’s view, which critically “explodes” the seemingly self-evident nationalist discourse of the film Brother 2 with its inherent racism, sexism, and other xenophobic features.

The article is devoted to the documentation of music-related phenomena of the Togrun Bi (Crane dance of Kalmyks). The traditional music of Kalmyks is deeply rooted in the culture of Oirad. The new geographical and ethnic environment changed and transformed it. The most obvious shift took place in the dances and musical instruments (their organology, performing style, and tunes). At the same time, on this outskirt of the Mongolian world, some unique forms and genres have been preserved. The sources of the present research are field materials collected by author in late 1990 th in Kalmykia: non-fiarytale prose, two-string dombra tunes with singing, onomatopoeia, and round dances. The participants of Сrane praising ritual were women and children. Similar components are revealed in the ritual Togrugan biilulkhm (Force Crane to dance) and Ova täkh (a sacrifice to a host-spirit of the place). In personal stories and memoires, the mythologic idea of the curse cast by cranes made a connection to arrests, exile and other tragic events in the history of the Kalmyks in the XX century. Characteristics of Crane dances is presented in the musical notations (made by author) and their description. There are the similarities between the Kalmyk round dance with imitations of Crane movements and calls (video recording from the settlement of Yashkul) and circular dances of Evenki, Yakuts, and some other Turkic-languages peoples of Siberia. These rare elements of Kalmyk tradition trail to the regions of South Siberia and Central Asia, from where some Oirad groups brought it to Volga region.

Понятие «иччи» в самом широком и глубоком смысле этого слова в якутском языке означает «сущность», природу, содержание вещей, явлений окружающей действительности. Именно внутренняя сущность, природа, содержание любой вещи определяет все его возможные связи и отношения со всеми остальными вещами. В якутской мифологии эта иррациональная, своевольная, активная, идеальная сущность вещи и является полновластным повелителем, хозяином, иччи всех ее внешних видимых проявлений. Всякая живая вещь внутри себя содержит иччи. Поэтому понятие «иччитэх» в якутском языке означает внутреннюю пустоту, отсутствие иччи. Следовательно, понятие «иччи» является образным обозначением, выражением абстрактного понятия «сущность». В якутской мифологии и героическом эпосе олонхо некоторые иччи представляли в виде антропоморфных, зооморфных и иных существ. Эти существа наделяли разумом и способностями к различным эмоциям, осознанным поступкам и действиям. Именно эти существа в якутской мифологии и олонхо образуют особый род существ, которые однозначно невозможно отнести к роду добрых или к роду злых существ. Эти, чаще всего, антропоморфные и зооморфные существа в литературе обозначаются понятием «духи-хозяева» или «иччи» вещей, явлений, определенных мест.Следует отметить, что в литературе пока нет полной и общепринятой классификации духов-хозяев, иччи. Не существует и специальной, обстоятельной монографической работы по этой проблеме. Автор, прежде всего, опирался на работы В. Ф. Трощанского, В. М. Ионова, В. Л. Серошевского, Э. К. Пекарского, А. Е. Кулаковского, П. А. Ойунского, Г. У. Эргис, А. И. Гоголева, Н. А. Алексеева. Принято считать, что иччи обитают только в Среднем мире, однако во многих текстах якутского олонхо они являются обитателями и Нижнего, и Верхнего миров. Автор приводит конкретные примеры в пользу данного тезиса.В работе подробно рассматриваются некоторые наиболее важные иччи природных явлений, предметов, местностей Среднего мира. В отдельных случаях проведен сравнительный анализ представлений якутского олонхо с некоторыми воззрениями эпических произведений хакасского и башкирского народов по этой проблеме. In the Yakut language, the notion of “ichchi”, in the broad sense of the word, means “essence”, nature, content of things, phenomena of social realm. It is the inner essence, nature, content of anything that defines all its potential connections and relations with all others things. In the Yakut mythology, this irrational, opinionated, active, ideal essence of a thing is the absolute master, ichchi of all its external visible manifestation. Each living thing has ichchi. Since the notion “ichchitekh” in the Yakut language means inner emptiness, absence of ichchi. So, the notion of “ichchi” is a figurative designation, expression of abstract notion of “essence”. In the Yakut mythology and heroic epic Olonkho, some “ichchi” were imagined in the form of anthropomorphical, zoomorphical and others beasts. The beasts had the mind and ability to feel emotions and do actions. The beasts in the Yakut mythology and Olonkho form a special class of beasts that we cannot categorically refer to a class of good or evil beasts. This largely anthropomorphical, zoomorphical beasts in the literature are indicated by the notion “spirits” or “ichchi” of things, phenomena, and some places.It is important to note that there is no complete and common classification of spirits, ichchi in the literature. There is no a special and detailed research on the issue. In the first place, the author based on works of V. F. Troshchansky, V. M. Ionov, V. L. Seroshevsky, E. K. Pekarsky, P. A. Oyunsky, G. U. Ergis, A. I. Gogolev, N. A. Alexeev, etc. It is widely accepted that the ichchis live only in the Middle World, but in many texts they also live in the Under and Upper Worlds. The author provides specific examples in favour of this thesis.The work considers some most important ichchis of nature phenomena, things and places of the Middle World. In particular cases, the comparative analysis of the Yakut Olonkho with some ideas of Khakass and Bashkir epic texts is conducted.Keywords: epic, Olonkho, ichchi, spirits, ichchi of home-fire, ichchi of home, Naajy Nangha, Aan Alakhchyn, Baai Baianai, ichchi of the hitching post, ichchi of deep water, Ereke-Jereke, ichchi of word, Sakh, ichchi of time, Yakut mythology.

В статье рассматриваются основные представления о судьбе в якутском героическом эпосе Олонхо. В якутской мифологии, в том числе и героическом эпосе Олонхо, судьба понимается как проявление, исполнение слепой, иррациональной божественной воли, божественных предначертаний. В жизни-судьбе человека присутствует момент божественного своеволия и случайности. В якутском языке словами, обозначающими понятия судьбы, рока, предназначения, являются понятия джылга, тёлкё, онгосуу, анал. По представлениям наших предков неотвратимые судьбы людей записываются в Небесной книге судеб. За неукоснительным исполнением этих записей строго следят грозные боги судьбы и рока Одун Хаан, Джылга Хаан, Тёлкё Хаан, Чынгыс Хаан. Функции этих якутских божеств судьбы очень близки функциям греческих мойр. Одун Хаан-Небо предопределяет жребий человека, суровый, безжалостный Джылга Хаан определяет продолжительность жизни человека, а Тёлкё Хаан ткет уникальный рисунок жизни каждого отдельного человека. Судьбы героев якутского героического эпоса Олонхо постигаются при помощи вненаучных форм знания, при помощи общепринятых гадательных практик тюёрэх, тангха, вещих снов, примет и предчувствий. The article considers basic representations of the destiny in Yakut heroic epos Olonkho. In Yakut mythology including heroic epos Olonkho the destiny is undestood of as demonstration and completion of implicit irrational divine. There is a moment of divine willfulness and fortuity in life of a man. Words denoting destiny, fate and destination in Yakut language are such notions as djylga, tyolkyo, ongosuu, anal. Our ancestors believed that fatal destiny of people was written in the Celestial book of destinies. Severe Gods of destiny and fate such as Odun Khaan, Djylga Khaan, Tyolkto Khaan and Chynghys Khaan strictly monitor an execution of these records. Functions of these Yakut gods are close to functions of the Greek ones. Odun Khaan Sky predestines a human`s fate. Severe and ruthless Djylga Khaan defines people`s life duration. Tyolkyo Khaan weaves a unique image of each person`s life. Destinies of Yakut olonkho heroes are comprehended with the help of extrascientific forms of knowledge, prevalent practice of fortunetelling tyoryakh, tangkha, prophetic dreams, signs and anticipations.

Настоящая работа актуальна, поскольку посвящена разработке философских оснований героического эпоса олонхо. Две с половиной тысячи лет тому назад универсальность древнегреческого мифа послужила одной из основных причин возникновения философии. В современном мире возникла не менее острая потребность в универсализме, которая привлекает для своего обоснования науку, философию, литературу, мифологию и др. сферы человеческого духа.Цель предлагаемого подхода – сделать процесс исследования более прозрачным, для чего следует рассмотреть произведения олонхо с точки зрения предельных фундаментальных динамических равновесий. Это возможно, поскольку олонхо само тяготеет к предельным равновесиям. Традиционно в героическом эпосе исследуются сюжеты, фабулы, стиль, образы героев, однако многие из этих понятий определены не достаточно четко, перекрывают друг друга, что усложняет научную работу с текстами.Методология опирается на идеи М. М. Бахтина об отстраненном взгляде на процесс исследования текста и на авторскую концепцию системы координат на основе трех взаимосвязанных предельных динамических равновесий. Это соответствует современным воззрениям об архитектонике, образе и стиле.В итоге архитектоника определяется как один из элементов фундаментальной триады «образ-архитектоника-стиль», которые связаны с предельными равновесиями идентификации, коммуникации и ритмов мировой гармонии и имеют широкое распространение среди природных и культурных объектов. Этот подход формирует различные структуры и системы архитектоник. Определяемая таким образом архитектоника способна вобрать в себя все разнообразие эпических формул, запевов, прилагательных, эпитетов, а также все возможные варианты развития сюжета, мотивов, которые предоставляет нам сам процесс, создаваемый олонхосутами. Предложенное представление об архитектонике эпоса ориентировано на эйдос. Исследование олонхо на основе логоса бесперспективно, поскольку это подход безликих схем, которые не способны передать все разнообразие и сложность процесса создания конкретного варианта олонхо и разнообразия возможных его философских интерпретаций. This work is relevant because it is devoted to the development of the philosophical foundations of the heroic epic Olonkho. Two and a half thousand years ago, the universality of the ancient Greek myth was the one of the main reasons for the emergence of Philosophy. In today's world, there is no less acute need for universalism, which attracts for its justification science, philosophy, literature, mythology and other spheres of the human spirit.The purpose of the proposed approach is to make the research process more transparent, for which it is necessary to consider the Olonkho products from the point of view of limiting fundamental dynamic equilibria. This is possible because the Olonkho itself gravitates to the ultimate equilibrium. Traditionally in the heroic epic subjects, stories, style, images of heroes are investigated, however many of these concepts are not clearly defined, overlapping each other. The academic research of the texts is complicated by these reasons.The methodology based on the ideas of M. M. Bakhtin about a detached view in the process of studying a text and on the author's concept of a coordinate system based on three interrelated limiting dynamic equilibria. This corresponds to modern views about architectonics, image, and style. The results are presented in the form of specific conclusions at the end of the work.As a result, architectonics is defined as one of the elements of the fundamental triad "image-architectonics-style", which are associated with the ultimate equilibria of identification, communication and rhythms of the world harmony and are widespread among natural and cultural objects. This approach is an autopoiesis of architectonics, can form their various structures and systems. The architectonics defined in this manner is capable of incorporating the entire variety of epic formulas, chants, adjectives, epithets, as well as all possible scenarios for the development of the plot, the motives that the process created by Olonkho-tellers provides for us. The proposed idea of ​​the architectonics of the epic is eidos oriented. The study of Olonkho based on the logos is futile, since the schemes of this approach are not capable of conveying the entire diversity and complexity of the Olonkho and the variety of its possible philosophical interpretations.

Предмет статьи составляют элементы мифологии, в первую очередь космогонической мифологии в эпических сказаниях эвенков в их связи с общими представлениями о мифологии эвенков и в связи с проблемой источников по мифологии тунгусских народов, у которых собственно космогонические мифы как форма фольклора отсутствуют. Автор выявляет и анализирует эвенкийские эпические сказания, началом которых служит описание мира или процесс его появления.Анализ состава элементов текстов показывает, что только три текста включают все элементы модели мира без исключения, а именно – три сферы мира и в т. ч. Средний мир и также компоненты географического кода (названия деталей пейзажа), фитонимического кода (названия деревьев и травы) и зоонимического кодов (названия животных). Особенность этих текстов – это отсутствие в них характеристики неба, которая в разных вариантах присутствует в других текстах.Другие тексты – а они составляют явное большинство – показывают нам модель мира в неполном виде, где присутствуют лишь ее отдельные детали. Это Земля, Средняя земля, Небо (небо-пуповина, небо величиной с беличий глаз, небо с тройной радугой, небо с шестью радугами, небо, укрытое берестяным коробом, небо, похожее на радугу, небо, подобное опрокинутому чуману); лосиные уши, ковер, шкурка с головы оленя, горы, реки, море, деревья, трава, животные.Автор делает вывод, что мифологические экспозиции в эвенкийских эпических текстах являются относительно поздними, как и у монгольских народов, согласно имеющимся исследованиям, и отмечает перспективность сравнительного исследования эвенкийских эпических сказаний с якутскими эпическими текстами олонхо в аспекте генезиса тунгусского эпоса. The subject of article is made by mythology elements, first of all cosmogonic mythology in epic legends of the Evenki people in their relations to the general representations about mythology of the Evenki and in connection with the problem of sources of the Tungus people mythology, where cosmogonic myths as a folklore form are actually absent. The author reveals and analyzes the Evenki epic legends as, where the description of the world or process of its appearance serves as a beginning.The structural analysis of the text elements shows that only three texts include all elements of the model of the world without an exception, namely – three spheres of the world including the Middle world, as well as components of the geographical code (names of the landscape elements), phytonimic code (names of trees and grass), and zoonimic code (names of animals). The feature of these texts is the absence of characteristics of the sky which in different variants is present in other texts.Other texts – and they make the obvious majority – show us the world model of an incomplete kind where there are only its separate elements. It is the Earth, the Middle World, the Sky (the sky-umbilical cord, the sky in size about the squirrel eye, the sky with a threefold rainbow, the sky with six rainbows, the sky covered box made from birch bark, the sky similar to a rainbow, the sky similar to an overturned kettle); ears of elk, a carpet, a skin from a head of a deer, mountain, rivers, the sea, trees, grass, animals.The author does a conclusion that mythological expositions in Evenki epic texts are rather late, as well as at the Mongolian peoples, according to available researches, and marks the potential of comparative researches of the Evenki epic legends with the Yakut epic texts Olonkho in aspect of the Tungus epos genesis.

В современной отечественной фольклористике актуальным представляется компаративистский анализ таких двух фундаментальных составляющих духовной жизни тюрко-монгольского мира, как эпичес­кая и шаманская традиции. Целью данного исследования является выявление семантики единых мифологических персонажей в эпических и обрядовых текстах. Сравнительный аспект исследования мифов в эпосе и шаманизме, а также их тюрко-монгольских параллелей еще не являлись объектом отдельного исследования. Безусловно, семантика и генеалогия эпических событий и функции героев более точно выявляются в контексте обрядовых материалов. Представленные в тюрко-монгольской мифологии персонажи, в образе которых отражается предковое лунно-солнечное начало как символ защиты, плодородия, имплицитно или явно присутствуют и в эпических текстах. Если в якутском фольклоре образ девяти небесных детей широко сохранился в эпических текстах, то в бурятских эпических текстах образ девяти непорочных детей отсутствует. В легендах и преданиях данный образ сохранился только в самых устойчивых повторяющихся обрядовых событиях. Необходимо констатировать, что образ девяти небесных детей в наиболее полном и цельном виде сохранился в якутской традиции. Таким образом, мы проследили семантику единых тюрко-монгольских мифологических персонажей в обрядовых событиях и эпических текстах, выявили схожие архаичные элементы в их образе, сохранность и трансформацию культурных кодов. По нашим наблюдениям, в основе эпических поэтических текстов реализуется базовая модель шаманского мифологического мира. Зачастую значение мифологических персонажей в эпосе и обрядовых событиях идентично. The comparative analysis of such two basic components of spiritual life of the Turk-Mongolian people`s life as epic and shaman traditions is relevant in modern national folklore. The purpose of this research is to consider the semantics of common mythological characters in epic and ceremonial texts. The comparative aspect of myths research in the epos, shamanism and the Turk-Mongolian parallels weren't yet an object of special study. Certainly, the semantics and genealogy of epic events and function of heroes are more precisely revealed in the context of ceremonial materials. The representation of the Turk-Mongolian mythology characters reflecting the ancestral lunar and solar beginning as a symbol of protection and fertility implicitly or explicitly prevails in epic texts. The image of nine heavenly children remained in the Yakut epic texts and is absent in the Buryat epic texts. In Buryat legends this image remained only in the steadiest repeating ceremonial events. It should be noted that the image of nine heavenly children more fully preserved in the Yakut tradition. Therefore, we tracked the semantics of single Turk-Mongolian mythological characters in ceremonial events and epic texts. We have also revealed similar archaic elements in their image, safety and transformation of cultural codes. According to our observations the basic model of the shaman mythological world is realized in epic poetic texts. The value of mythological characters in the epos and ceremonial events is identical very often.